Орша, Общество

Воспоминания Иоселевича. Ч.1

29.10.2014 09:43

3419 просмотров, 2 комментария

В интернете появились интересные воспоминания сына редактора первой демократической газеты в Орше.

10 февраля 1915 года в Орше стала выходить городская газета "Оршанский вестник". Её редактором был Хаим Моисеевич Иоселевич. Газета издавалась до марта 1918 года, когда была закрыта большевиками. Всего вышло 1040 номеров. Газета выходила на русском, белорусском, польском языках и на идише. Отличалась большим набором разных мнений, демократичностью и пользовалась успехом у оршанцев того времени.

Недавно в интернете появились воспоминания сына главного редактора (к сожалению, он не называет своё имя), которые будут интересны исследователям оршанской истории, да и читаются они легко. Приводим их с небольшими сокращениями.

Орша входила в"черту оседлости". Это значит, что в ней разрешалось жить евреям. Жить вне "черты", а также в деревнях, и заниматься сельским хозяйством им запрещалось. Исключения делались лишь для лиц с высшим образованием и ремесленников дефицитных профессий. Таким дозволялось жить, где угодно, даже в Петербурге.

Естественно, что евреям пресловутой черты оставалось лишь заниматься торговлей, ремеслами да мелким предпринимательством. Удачливые становились ловкими дельцами, а беднота сидела с раннего утра до ночи на Базарной площади в дощатых чуланчиках, где дверь служила и единственным окном. А чтобы не замерзнуть зимой (печи в чуланчике не было), на земляной пол ставился большой глиняный горшок с горячими угольями. На нем горемыка-хозяин (а чаще хозяйка) и сидел. На главной улице, Петербургской, были и приличные магазины, с окнами и печами, но для бедноты это было не по карману.

На базаре торговали жареными подсолнухами, жареными бобами, гвоздями, вениками, жалкой галантереей, летом - овощами и кое-какими фруктами. Стучали молотками сапожники, визжали напильниками слесаря.

В известные дни окрестные крестьяне привозили на базар овощи, птицу, молоко, масло, реже муку, крупу, пригоняли скот. Этим город и кормился. Между возами ходили жалкие, оборванные носильщики, искали работу. За пятачок носильщик притаскивал в любой дом пятипудовый мешок муки или картошки. Редко у кого из них была тачка, обычно тащили на собственном горбу.

Подавляющее большинство жило в лачугах с земляным полом. Устроиться на работу - редкое счастье. Десять рублей в месяц считалось вполне приличной зарплатой, а девчонки-подростки получали по 7-8 рублей.

До сих пор не могу забыть такую девчонку. Служила она в хорошем, по оршанским понятиям, бакалейном магазине, где были и конфеты. Бедная девочка как-то не удержалась от соблазна и взяла горсть конфет. На этом ее и поймал хозяин. Бедняжка не в силах была перенести позор и отравилась уксусной эссенцией. Долго и тяжело умирала.

Очень плохо обстояли дела с водой. Общественный колодец был лишь один. Водовозы брали воду в Днепре, а многие черпали ее в зловонном притоке его Оршице. Базарная площадь в "заезжие дни" представляла собой клоаку, загрязненную навозом и фекалиями, а примыкала она непосредственно к Оршице. Общественной уборной не было, а домашние опорожнялись черпаками.

Аристократическим районом считалась так называемая "1-я часть" - между Днепром и Оршицей. Тут были и хорошие дома (выше двух этажей не строили), и озелененные улицы, и (краса и гордость Орши!) общественный сад, который назывался бульваром. Но это - для богатых. Беднота ютилась во "2-й части" - за Оршицей, а отчаянный народ, выпивохи и дебоширы - за Днепром. Звали их "азиатами".

Днепр и Оршица являлись не только источниками водоснабжения, но и местами отдыха, лодочных прогулок в праздничные дни и летние ночи, городскими пляжами. Да, и зловонная Оршица была свосем иной за городом, пока ее город не развращал. Она еле заметно струила воды свои меж зеленых берегов, покрытых ветвистыми деревьями и густым кустарником. Совсем другие берега у Днепра: крутые, обрывистые. Впрочем, не везде.

Днепр служил также водной артерией, соединявшей Оршу с Могилевом. Эту задачу выполняли пароходы двух конкурирующих хозяев. Когда они не ссорились, билет третьего класса до Могилева стоил 45 копеек. "Но скучен мир однообразный сердцам, рожденным для войны". В период конфронтации стоимость билета стремительно катилась вниз - вплоть до пятачка. Казалось бы, дальше некуда. Ан нет, конкурент в придачу к билету давал еще двух копеечную булочку. Впрочем, на моей памяти это случилось только один раз.

В раннем детстве моем мы некоторое время жили вместе с семьей дедушки и семьей дяди Наума на втором этаже старинного кирпичного дома (на первом этаже была маленькая макаронная фабричка, о чем скажу дальше) на Шкловской улице вблизи костела. Малышам все кажется огромным. Огромными казались мне и наши комнаты, и двор, и огород, и поле за ним, и липа на горке. А вот соседний деревянный домик, где жил с семьей сапожник Матвей, был так мал, что не казался мне огромным.

К нам гости не ходили, а к дяде Науму ходили. Там было весело. По субботам пели хором. Дирижировал низенький кудрявый человечек, будущий известный еврейский композитор Моисей Шалыт. Солировал дядя Наум, обладавший отличным тенором.

Несколько слов о композиторе Шалыте. Среди евреев, знающих свой язык, в советское время он пользовался большой популярностью, но прочие советские люди редко слышали о нем. Мне его музыка нравилась. Он скоро уехал из Орши и вновь появился после Февральской революции с молодой женой Региной Ахилловной. Его бесплатные концерты в городском саду охотно посещались и неевреями.

Регина Ахилловна был отличной пианисткой, но в ее репертуаре не было еврейской музыки. Она и пела недурно, преимущественно простенькие песенки. Две я запомнил.

Как янтарь, вино горит

И блестит, как алмаз.

Здесь все радость нам сулит.

Счастья экстаз.

Милый друг, прочь откинь печаль,

Пусть невзгоды все умчатся вдаль,

Пусть звучат несвязные слова,

Кружится в тумане голова.

Лейся, лейся, милое вино,

Ты на радость жизни нам дано.

И пусть жизнь мчится, точно сон,

Как вина бокалов звон.