Предыдущая часть здесь
Политическим выдавалась бумага, чернила, перья. Они вели дневники, переписку, занимались самообразованием. Вот, например, что писал один из руководителей большевистской партии Феликс Дзержинский своей сестре из Ковенской тюрьмы 13 января 1898 года (эта была его первая отсидка, потом было еще пять): «Не воображай, что тюрьма невыносима. Нет…. У меня есть книжки, я занимаюсь, изучаю немецкий язык и имею все необходимое даже в большем количестве, чем имел на воле…».
На фото: Такие тюремные карточки заводились на политических заключенных, попавших в царские застенки.
А лидер РСДРП и будущий основатель Советского государства В.И. Ленин, находясь в петербургской следственной тюрьме, получал платный обед по заказанной диете, молоко, минеральную воду из аптеки, три раза в неделю домашние передачи. Здесь же он написал и большую часть книги «Развитие капитализма в России», писал и пересылал статьи в марксистский журнал. По воспоминаниям его соратника Г.М. Кржижановского, который также находился в это же время в доме предварительного заключения, «когда в коридорах с грохотом волокли целые корзины книг, я прекрасно отдавал себе отчет, что поглощать эти книги мог только один Владимир Ильич…». Рассказ писателя Михаила Зощенко «Иногда можно кушать чернильницы» (1939) о том, как заключенный В. Ульянов (Ленин) надувал надзирателей во время 14-месячного заключения в царской тюрьме, превратил услышанную где-то байку в общеизвестную истину, которую даже преподавали в школе. Мало того, по этому поводу есть даже анекдот (Ко дню рождения Ленина музей Петропавловской крепости выставил одну из несъеденных чернильниц Владимира Ильича. Чернильница выполнена из хлебного мякиша, пропитанного сливками, и инкрустирована красной и черной икрой из тюремного рациона).
На фото: В. Ленин в тюрьме. Рисунок Н. Тырсы.
А вот что свидетельствовал известный русский писатель Леонид Андреев, которого за написание призыва к московским рабочим поднять вооруженное восстание для свержения самодержавия присудили к 15 суткам (!). В своем дневнике она записал: «Одиночка!... Ничего, не так скверно. Устраиваю постель, придвигаю табурет, лампу, кладу папиросы, грушу… Читаю, ем грушу – совсем как дома… И весело. Именно весело. «Милостивый государь! А, милостивый государь (так его зовёт в кормушку надзиратель – В.Л.)!» Кстати, к политическим заключенным надзиратели обязаны были обращаться только на «вы». В общем, Л. Андреев признавал, что в смысле помещения и питания жизнь в тюремной камере была у него лучше, чем та, когда он был студентом.
Между двумя русскими революциями политзаключенные «Пищаловки», например, получали денежную помощь от российского и международного пролетариата. В тюрьме была создана организация Красного Креста. Деньги, поступавшие в тюрьму на личные счета арестантов, по их просьбе выдавались на питание. Через Красный крест шла помощь социал-демократам и левым эсерам. Для анархистов и бундовцев в 1906 году был создан Анархистский Черный Крест, который обеспечивал своих единомышленников едой и теплой одеждой.
На фото: Эмблема Анархистского. Черного Креста.
Относительно легко можно было совершить побег из царской тюрьмы. История сохранила несколько таких эпизодов. Вспомним хотя бы роман первого русского пролетарского писателя Максима Горького «Мать». Старшее и среднее поколение его изучало в школе. Там есть рассказ о порядках в нижегородской тюрьме: у надзирателей заржавели пистолеты, они забивают ими гвозди в стенку, никаких трудностей нет приставить к тюремной стене лестницу и спокойно уйти на волю.
Крупный царский тюремный чиновник Л.А. Ратаев писал в 1917 году: «Тюрьмы не существовало вовсе. При тогдашнем тюремном режиме революционер, попавший в тюрьму, беспрепятственно продолжал свою прежнюю деятельность…»
«Власти преследовали революционеров ровно настолько, чтобы сознакомить их в тюрьмах, закалить, создать ореол вокруг их голов, – заключает Александр Солженицын, – Мы-то теперь, имея подлинную линейку для измерения масштабов, можем смело утверждать, что царское правительство не преследовало, а бережно лелеяло революционеров, себе на погибель».
Вот, например, заметка «Избиение «политических»» из газеты «Русское слово» за 1906 год. В ней сообщается, что «Министр внутренних дел распорядился предать суду чинов тюремной администрации, виновных в избиении политических в петербургских тюрьмах. На днях последует циркуляр, воспрещающий под угрозой судебных кар, малейшие насилия над заключенными».
На фото: Политический узник в кандалах. Фото начала ХХ в.
Безусловно, тюремный режим ужесточался в «смутные» годы. Особенно он стал невыносимым в годы реакции, после поражения Первой русской революции. Автор замечательной книги «Последний самодержец» В. Обнинский писал об этом: «Тюрьмы были переполнены до того, что сам П. Дурново (министр внутренних дел – В.Л.) считал население их удвоенным против нормы, а губернаторы в приказах благодарили начальников тюрем за то, что «при таком состоянии» тюрьмы они не переморили заключенных тифом или цингой. Царь же благодарил за расстрелы арестантов и за усмирение беспорядков да миловал тех служащих тюрем, которые попадали от времени до времени под суд за истязания, «исчезания», как говорит народ, и вправду, после этих «исчезаний» люди исчезали… на тот свет».
Сотни людей, не выдержав истязаний в тюрьмах и охранных отделениях, кончали жизнь самоубийством.
На фото: Коридор в оршанской тюрьме. 1990-е гг.
В России вновь была введена смертная казнь (в том числе для малолетних), что вызвало шквал возмущения среди прогрессивной интеллигенции. Так, великий писатель и гуманист Лев Толстой написал в 1908 году очерк-манифест «Не могу молчать», который нельзя здесь не процитировать: «И происходит это (смертные казни – В.Л.) в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни… И делается не только это ужасное дело, но под тем же предлогом и с той же хладнокровной жестокостью совершаются еще самые разнообразные мучительства и насилия по тюрьмам, крепостям, каторгам.
Это ужасно, но ужаснее всего то, что делается это не по увлечению, чувству, заглушающему ум, как это делается в драке, на войне, в грабеже даже, а, напротив, по требованию ума, расчета, заглушающего чувство. Этим-то особенно ужасны эти дела. Ужасны тем, что ничто так ярко, как все эти дела, совершаемые от судьи до палача, людьми, которые не хотят их делать, ничто так ярко и явно не показывает всю губительность деспотизма для душ человеческих, власти одних людей над другими». Среди активных противников смертной казни были, кстати, и выдающие российские юристы, прекрасно знавшие пенитенциарную систему изнутри – А. Кони, М. Гернет и другие. Еще в 1870 году замечательный русский писатель Николай Лесков заметил по этому поводу: «Наказание – есть последствие совершенного дела и, следовательно, даже исправительным образом может действовать только на одно лицо, а предупреждать преступление оно не может. Ошибочно думать, что страх, внушаемый смертною казнью, удерживает других от преступлений. Английские воры крадут у публики часы в то время, как их несчастных собратий вешают на виселице.»
Любой тюремный режим, каким бы он мягким и либеральным не был, рассчитан все же на то, чтобы подорвать если не здоровье заключенного, то хотя бы сделать его неспособным к активным протестным действиям.
На фото: Общее собрание политзаключенных Александровского централа. С красным флагом стоит Ф. Дзержинский 1902 г.
История царской тюрьмы знает многие формы массового протеста, особенно среди политических заключенных: неповиновение тюремной администрации, коллективное исполнение песен, уничтожение инвентаря и мебели, непрерывного стука в дверь и т.п. Так, например, в мае 1902 г. политзаключенные Александровской пересыльной тюрьмы (под Иркутском) собирались на демонстрацию протеста под красным флагом. И даже сумели сфотографироваться на память. Можно ли себе представить нечто подобное в советской тюрьме?!
Продолжение следует.
