Вообще, Оршанский ИВС считается лучшим, образцовым по Беларуси. Его недавно построили. Хотя изолятор и новый, но уже замызган, запущен, заплёван. В распорядке написано, что каждую неделю нужно делать генеральной уборку, но никто этого не делал.

Камера, в которую попал, была рассчитана на двоих человек, но просидел я фактически как в одиночке. Дважды лишь ненадолго подселяются других, когда было все переполнено. Потом меня несколько раз переводили из камеры в камеру, но и там я был один. Караульные сказали мне, что есть такое распоряжение, чтобы у политических не было никаких контактов.

Когда привели в камеру, в ней был целый пуд грязи.

Камера была 6 метров в длину и 3 метра в ширину - 18 квадратов общей площади. Туалет там в уголке, отгороженный барьерчиком. Туалетной бумаги не давали, а вместо неё, если очень требуешь, давали какой-то старый журнал, глянцевый. Мыла тоже не было.

Кровать представляла собой грубо сваренный двухэтажный металлический каркас. На нём был матрас. Этот матрас, видимо, послевоенный. А может, и довоенный. Он был очень грязный, весь скомканный. Но мне повезло - смог пользоваться двумя матрацами, поэтому немного меньше метал ощущался. Да и простыни и наволочки имели такой вид, как будто ими пользовались не одно десятилетие, но даже таких раньше не выдавали. И подушка - совсем маленькая, такая, что если сложить ее, то можно положить в карман.

Проветривания в камере не было. Там всё закупорено. Воздух – спёртый.

Было радио. Но новостей никаких не включали. Играла музыка, но тихо – слишком уши резало.

Каждое утро и вечер был шмон - проверяли. В камеру заходила бригада, обстукивали стенки, лазили повсюду, смотрели, чтобы не было, видимо, каких-либо взрывчатых веществ, может наркотики искали. Из камеры во время проверки не выводили. Себя трогать я не давал, сказал им: нечего по мне шарить.

Когда пришёл – посмотрел, какие там у них инструкции на двери висят. Инструкция, вижу, что не та, которая должна быть. Я тогда потребовал принести мне закон, на который в инструкции ссылка. Отказались, ответив, что в письменном виде у них нет, только в электронном. Тогда я им сказал, что буду писать прокурору. После этого меня позвали на встречу с начальником ИВС.

Начальник был вежлив, улыбался. Сказал, что этого закона мне не даст, так как он для уголовников. А в ИВС же 95% - административные. По уголовным делам там единицы, только некоторые, которые под следствием. И только для них эти инструкции подходят.

Я добился прогулок, которых там до того практически не было, хотя для них есть оборудованное место. Стали выводить на прогулку и других.

Передачи - давали. Но можно было не все. Газеты - только зарегистрированные. Мне пытались передать профсоюзную газету, РЭПовскую, - не разрешили. Зато «Народную волю» приносили, «комсомолку», «Аргументы и факты». А у них самих никаких подшивок газет нет - ни местных оршанских, ни «Советской Белоруссии».

Есть небольшая библиотека. Что-то оттуда брал, а потом мне из дома приносили. Сам с собой в шашки играл - у меня там была книжечка с комбинациями. Занимался зарядкой. Вёл тюремный дневник - письменные принадлежности разрешили.

Душ позволяли раз в неделю. Я дважды ходил. Никто не кричал, чтобы быстрее, я один мылся столько, сколько хотел.

Что касается питания, оно было тюремное. В первый день не покормили совсем. На завтрак давали кашу, сваренную на воде, и чашку кипятка. В обед был, например, суп из старой кислой капусты, которая видимо, была ещё со времен перестройки. На второе - капуста уже тушеная, либо каша или макароны. Бывала ещё какая-то рыбная котлета, но не всегда. И на ужин - каша, и могли дать кисель. Я спрашивал, какая у них норма. Ответили, что не знают, раздают на глаз. Зато хлеба давали вдоволь. Ничего не давали из витаминов. Ни овощей - ничего. А ведь некоторые там сидят подолгу. Рассказывали, как там несколько украинцев сидели полгода.

Пока был в ИВС, никто из представителей органов, которые должны контролировать питание, быт, санитарные условия, не приходил. Никто не приходит - ни судьи, хотя отправляют туда, ни санитарные службы. Не ходит и прокурор - ни разу его не видели. И никто не слышал, чтобы прокурор приходил - а ведь это его обязанность смотреть, как там.