Изучением истории Оршанской тюрьмы, которая с 1842 по 1989 год находилась в комплексе бывшего иезуитского коллегиума, занимаюсь давно. Итогом исследований стал очерк «История Оршанской тюрьмы (XVIII – начало ХХ в.), опубликованный в 2011-2012 годах в газете «Телеком-экспресс». Работая с документами довоенного периода в Государственном архиве Витебской области, встречал кое-какую информацию о функционировании тюрьмы (исправительной трудовой колонии № 6) в 1920-1930-х годах. Правда, она была разрозненной и фрагментарной. Остается она такой и по сей день. Так что написать подробную историю этого бывшего пенитенциарного заведения, располагавшегося в самом центре Орши, вряд ли когда удастся. После реконструкции главного здания бывшего коллегиума к «Дожинкам-2008» ничего уже о тюрьме не напоминает. К сожалению, нет никакого напоминания о более чем 150-летнем мрачном тюремном прошлом коллегиума и в расположенной там музейной экспозиции. Но история тюрьмы по крупицам продолжает дополняться.
О мрачном тюремном прошлом коллегиума теперь ничего не напоминает
В 2006 году из фондов ГАВО в Зональный архив в г. Орше были переданы многие документы довоенного времени. Среди них оказалось и несколько дел, касающихся Оршанской тюрьмы. Это личные дела осужденных в 1937 году, для которых она стала своеобразным «перевалочным пунктом». Их всех объединяет одно общее – все фигуранты дел были осуждены внесудебными органами – особыми «тройками» НКВД, получили по 10 лет исправительных трудовых лагерей и все умерли в заключении. Дела весьма тощие, ибо содержат не более десятка документов в один лист (а то и осьмушку): протокол об аресте и мере пресечения обвиняемого, выписку из протокола заседания особой «тройки», краткие справки, акты о смерти. Вместе с тем, они создают страшную картину 1937 года – апогея политических репрессий в нашей стране, весь ужас созданного Сталиным бесчеловечного режима. Именно о них наш дальнейший рассказ.
Дело Качановского: «выступал в защиту врага народа Троцкого…»
Видимо, одним из старейших заключенных Оршанской тюрьмы был Людвиг Францевич Качановский (впрочем, наверное, не только данной тюрьмы; просматривая списки тысяч репрессированных, более пожилого осужденного пока не встретил). Личное дело открывается биографической справкой, размещенной на внутренней стороне обложки и насчитывающей 20 пунктов. Родился он в 1850 году (еще при крепостном праве!), по национальности поляк. Из бывших кулаков. Не служил ни в старой, ни в красной, ни в белой армии. Жил в деревне Черосово Лепельского района.
Обложка дела Качановского.
Первым подшитым документом является «Постановление», в котором сказано, что младший лейтенант Волынец (инициалов этих винтиков сталинской репрессивной машины нигде нет) нашел, что «Качановский совершил преступление, предусмотренное статьей 72 УК БССР (в УК РСФСР ей соответствовала тогда печально знаменитая 58-я статья – В.Л.). В 1929 году он был раскулачен и выселен. В 1931 г. вернулся. В настоящее время единоличник. Привлекается к обвинению по ст. 72 УК БССР и подвергнуть ОБЫСКУ И АРЕСТУ, заключить в ардом Лепельского РО НКВД с последующим переводом в Оршанскую тюрьму». Л.Ф. Качановского как «раскулаченного, пособника польских оккупантов, единоличника» судила особая «тройка» НКВД 10 октября 1937 г. В выписке из протокола заседания «тройки» говорится, что Качановский «обвинялся в том, что выступал в защиту врага народа Троцкого, распространял провокационные слухи о войне и гибели Советской власти». Было постановлено: «заключить в исправтрудлагерь сроком на ДЕСЯТЬ лет». Из Оршанскрой тюрьмы Качановский был направлен в г. Могилев, в ИТК № 7, именуемую еще «колонией массовых работ». Правда, 87-летнему заключенному поработать не пришлось. В медицинской справке отмечено, что Качановский «страдает старческой дряхлостью… и не годен к физическому труду». 29 мая 1938 г. был составлен акт, подписанный врачом Розенцвейгом, начальником ИТК № 7 Петрусенко и дежурным по ИТК № 7 Крицким, в котором отмечалось, что «находящийся на излечении в больнице Качановский Л. Ф. умер. Качановский Л.Ф. страдал старческим маразмом и гриппом. Смерть наступила от старческого маразма». Завершает личное дело справка о том, что «на лицевом счету з/к Качановского Л.Ф. денег нет».Какую угрозу мог представить для Советской власти 87-летний разбитый жизнью старик, трудно предположить. Однако и ему статья нашлась. В списке жертв политических репрессий «Вернутыя імёны», помещенном в книге «Памяць. Лепельскі раён», данных о нем нет. Зато есть упоминание о Брониславе Людвиговиче Качановском (1890 г. р.), скорее всего, его сыне, расстрелянном в 1937 году и позднее реабилитированном. Как увидим и в следующих делах, репрессировали обычно не одного человека, к осужденному добавлялись его родные: братья, дети…
Дело Медведского: «распространял провокационные слухи о войне и гибели Советской власти, запугивал колхозников…»
Родился Яким Петрович Медведский (в документах дела он назван Медвецким; вообще же, грамотность не была коньком нквдешников) в 1872 г. Жил в деревне Горная Веровойша Оршанского района. Белорус, из крестьян, работал в колхозе «Красная Горка». Был арестован 19 ноября 1937 г. Арест Медведского как «злостного врага Советской власти» инициировал сотрудник Оршанского РО НКВД Дорфман. Кстати, подписи обвиняемого под постановлением об аресте и заключении в Оршанскую тюрьму нет. Медведский был осужден особой «тройкой» НКВД 18 ноября 1937 г. В выписке из протокола заседания «тройки» говорится, что Медведский как «кулак, бывший старшина волости», обвиняется в том, «что распространял провокационные слухи о войне и гибели Советской власти, запугивал колхозников, проводил а/с (антисоветскую – В.Л.) агитацию против подписки на заем обороны». Было постановлено «заключить в исправтрудлагерь сроком на ДЕСЯТЬ лет, считая срок с 18-го ноября 1937 г.». 16 декабря Я. Медведский был отправлен из Орши в Могилевскую ИТК № 7. В одной медицинской справке отмечено, что 65-летний Медведский страдал паховой грыжей и старческой слабостью и, соответственно, был годен лишь к легкому труду. В другой справке уже отмечено, что заключенный «страдает старческой дряхлостью… и не годен к физическому труду». Яким Медведский умер 5 августа 1938 г. от «упадка сердечной деятельности». В книге «Памяць. Орша іАршанскі раён» Яким Медведский упоминается в рубрике «Вернутыя імёны» как жертва политических репрессий. Был реабилитирован 27 ноября 1989 г. Кстати, здесь же упомянут и Медведский Емельян Петрович (вероятно, его родной брат), родившийся в 1877 г. в д. Горная (забыта вторая часть названия – Веровойша), также работник колхоза «Красная Горка». Был осужден 24 сентября 1937 г. и расстрелян 12 октября 1937 г. Также был реабилитирован в 1989 г.
Дело Островского: «проводил антисоветскую и пораженческую агитацию и высказывал террористические настроения»
Антон Михайлович Островский был обвинен в антисоветской деятельности оперуполномоченным Лепельского РО НКВД Немковским. В постановлении на арест отмечается, что он живет на хуторе Схеда Лепельского района. Белорус, из крестьян-середняков, грамотный, работал в колхозе им. Кирова. Был арестован и отправлен в Оршанскую тюрьму. Дело А. Островского было рассмотрено Оршанской особой «тройкой» 24 ноября 1937 г. В выписке из протокола заседания «тройки» отмечается, что А.М. Островский 1878 г.р., поляк (в другом документе – белорус), «бывший контрабандист, работал в колхозе, обвинен в том, что проводил антисоветскую агитацию по адресу руководителей партии и правительства». Получив уже «стандартные» 10 лет, А. Медведский был отправлен в Могилевскую ИТК № 7. Страдая «старческой дряхлостью и паховой грыжей», был годен лишь к легкому труду. Однако потрудится ему не пришлось. 20 марта 1938 г. он умер в больнице.
Выписка из протокола заседания особой «тройки».
Но на этом его дело не закончилось, в нем подшит весьма любопытный документ – «Постановление», текст которого приведу почти целиком: «Я, следователь Лепельского РО НКВД БССР Кожемякин, сего числа рассмотрел архивно-следственное дело №24534 по обвинению Островского А.М. по ст. 72 УК БССР НАШЕЛ, что Островский А.М., арестованный Лепельским РО НКВД 23-го августа 1937 г., основанием для ареста послужили показания допрошенных свидетелей о террористических и антисоветских высказываниях ОСТРОВСКОГО А.М. Допрошенный свидетель Новацкий В.Я. показал, что ОСТРОВСКИЙ происходит из крестьян кулаков, в период с 1912 по 1925 г. занимался контрабандной деятельностью, а также проводил антисоветскую и пораженческую агитацию и высказывал террористические настроения. Свидетель МИШУТО показал, что ОСТРОВСКИЙ вел агитацию против подписки на заем. Будучи допрошенным по сущности предъявленных обвинений ОСТРОВСКИЙ виновным себя не признал. 24/ХІ-37 года дело по обвинению ОСТРОВСКОГО А.М. было рассмотрено Особой Тройкой и вынесено решение ОСТРОВСКОГО А.М. заключить в ИТК сроком на 10 лет. 13/ХІІ-37 г. решение особой Тройки НКВД от 24/ХІ-37 г. было опротестовано прокурором по следственным делам прокуратуры БССР и направлено для доследования в Лепельский РО НКВД БССР. Путем допроса свидетелей установлено, что ОСТРОВСКИЙ А.М. происходит из кулаков, в хозяйстве отца его было пахотной земли 20 га и леса около 60 га, лошади – 3, коров – 10. В 1935 г. ОСТРОВСКИЙ А.М. выступил на колхозном собрании против хлебозакупок и подписки на Заем (л.д. 20, 22, 26, 27).
Фрагмент «Постановления» по делу Островского.
Вновь допрошенные свидетели показали, что ОСТРОВСКИЙ А.М. МИШУТО С.П., ДЕМКО М.Т. жили между собой в хороших отношениях, также свидетельскими показаниями подтверждается антисоветская и провокационная деятельность, проводимая ОСТРОВСКИМ А.М., а потому ПОСТАНОВЛЯЮ: Решение Особой Тройки от 24/ХІ-37 г. о заключении ОСТРОВСКОГО А.М. в ИТЛ сроком на 10 лет снизить до 5 лет. О чем сообщить обвиняемому по месту нахождения». Это постановление было завизировано в марте 1940 г. наркомом внутренних дел БССР Цанавой и прокурором БССР (см. илл.). Правда, сообщить об этом было уже некому. Как отмечено выше, А.М. Островский умер еще в 1938 году. В деле подшита маленькая фотография. Сначала подумал, что это фото Островского. Однако на обороте имеется надпись «Исаака Гершковича Каменецкого свидетельствую 1 февраля 1921 г. народный нотариус г. Бобруйска». Видимо, это какой-то сбой в бюрократической тюремной машине – и в деле Островского оказался некий нигде не упоминаемый Каменецкий (не такая ли жертва террора?). Остается добавить, что Антон Островский был реабилитирован прокуратурой Витебской области 24 ноября (день в день, когда его осудили, считай, на смерть) 1989 года.
Дело Базыленко: «активно проводили а/с агитацию, выступали против стахановского движения…»
Это уголовное дело было заведено на Трофима Ивановича Базыленко. Однако в документах к нему «добавился» его родной брат Митрофан Иванович. Биографические сведения о Трофиме Ивановиче следующие. Родился в 1877 году. Белорус. Служил в старой армии. Из крестьян-кулаков (к ним обычно относили всех зажиточных крестьян, а также неугодных власти середняков). На момент ареста (18 ноября 1937 года) был рабочим на БелГРЭС. Проживал в пос. Орехи. Имел жену Марию Артемовну, сыновей Егора, Ивана, дочерей Елизавету и Тамару.
Выписка из протокола заседания особой «тройки» по делу Т.И. и М.И. Базыленко.
Постановление на арест выписал оперуполномоченный Оршанского РО НКВД Савельев. В нем говорилось, что Т.И. Базыленко «систематически среди рабочих БелГРЭС проводит контрреволюционную агитацию, направленную против проводимых мероприятий партии и Советской власти». Привлекался к ответственности по ст. 72 УК БССР. В выписке из протокола заседания особой «тройки» вместе с Т.И. Базыленко (здесь он уже стал 1876 года рождения, «без определенных занятий, бывший стражник, кулак») вписан Митрофан Иванович Базыленко, 1886 г.р., белорус, житель г.п. Орехи, работал на строительстве, бывший жандарм. Он обвинялся в том, что «активно проводили а/с агитацию, выступали против стахановского движения, распространяли клевету о положении трудящихся в СССР и на Советскую власть». Особая «тройка» постановила обоих «заключить в исправтрудлагерь сроком на ДЕСЯТЬ лет каждого».
Дактилоскопическая карта Т.И. Базыленко.
Медицинская справка свидетельствует, что Т.И. Базыленко страдал болезнью Паркинсона и не был годен к физическому труду. На листе с дактилоскопическими данными приписка: «обе руки поролизованы» (орфография сохранена – В.Л.). Других каких-либо документов в личном деле Т.И. Базыленко больше нет. Лишь на обложке дела запись: «Умер 9/IV-1940 г.». О судьбе младшего брата сведений никаких нет. Возможно, он отсидел срок от звонка до звонка. В книге «Памяць. Орша і Аршанскі раён» оба упоминаются как жертвы политических репрессий (кстати, к ним здесь «присоединилась» дочь Митрофана Ивановича Софья, воспитательница Оршанского детского дома, арестованная в 1944 году и через два года освобожденная). Оба были реабилитированы в 1958 году.
Вместо заключения
Видный белорусский историк академик Михаил Костюк, характеризуя политические репрессии 1930-х годов, отмечал: «Массовый террор против народа, который был развязан властью, – самое тяжелое преступление диктаторского режима. Никакого оправдания миллионных жертв нет. Преступления против народа не могут быть оправданы ни необходимостью индустриализации, ни подготовкой к войне». Приведенные выше примеры, когда в могучий маховик репрессий попали дышащие на ладан старики, – яркое тому подтверждение.
Виктор Лютынский
