Исследователям жизни и творчества Владимира Короткевича мало что известно о периоде 1941-1943 годов, когда он, 11-летний мальчик, приехавший из Орши к сестре Наташе в Москву, где она училась в институте, оказался в детском доме в эвакуации. Новые данные появились уже в наши дни.
В сферу научных интересов кандидата филологических наук, доцента Института журналистики БГУ Петра Жолнеровича входит жизнь и творчество Владимира Короткевича. Он перевел на русский язык роман писателя «Христос приземлился в Городне», другие прозаические произведения, некоторые стихи. Естественно, что его заинтересовала статья Ольги Красильниковой «Вера Березкина 47 лет учила детей», напечатанная в сентябре прошлого года на сайте города Кунгур Пермского края. В ней рассказывалось о заслуженной учительнице Вере Васильевне Березкиной, которая работала в те военные годы в Ленской школе Кунгурского района.
Внимание журналиста привлек такой абзац:
«Вскоре в Ленск привезли из Москвы 50 эвакуированных детей. Уже была зима, детей разместили в старой приходской школе, провели санитарную обработку, вымыли в бане, прожарили от вшей их одежду. Жители села приносили для них продукты. Разместили на ночлег по домам и в двухэтажное здание бывшего детского сада. Вера Васильевна вела классное руководство смешанного седьмого класса (тридцать человек). Позднее со многими бывшими учениками вела переписку».
Жолнерович сообщил местным краеведам, что в годы войны подростком в Кунгурском районе, в Ленске, жил известный белорусский писатель, поэт и драматург Владимир Короткевич.
Он написал, что исследователям практически ничего не известно о периоде жизни Владимира Семеновича в 1941-1943 годах, когда он оказался в детском доме в эвакуации. Известна лишь такая запись из его автобиографии «Дорога, которую прошел»: «Был сначала в Москве, потом на Рязанщине. Потом пришлось убегать и оттуда. На Урал, в окрестности Кунгура. Случайно узнал, что родители в Оренбурге. С большим трудом (без пропуска и билета) добрался до них».
Петр Жолнерович привел воспоминания сестры писателя Наталии, которые использовал в своем очерке о Короткевиче:
« И вот, наконец, август 1943 года. Дома решили (семья жила в Оренбурге – В.О.), что поеду я. По тому военному времени без специального пропуска не выпускали и на 50 километров от города. А тут - такой далекий путь! Соответственно обеспеченная специальной бумагой и удовлетворенная доверием родителей, я отправилась. Дорога, в самом деле, оказалась непростой, но весьма интересной. Правда, Володя не шел из головы. С пересадкой в Свердловске доехала до Кунгура. Оттуда пришлось добираться пешком. Местные жители посоветовали выйти на дорогу и ждать попутную машину. Но какая там машина? Даже ни одного человека не встретила. Хорошо, что с утра приехала - так смелее было идти по незнакомой местности. Хотя сумки тянули руки. Дошла до первого села, спрашиваю у местных жителей:
- Далеко ли до Ленска?
Мне говорят:
- Недалеко, километров десять.
А там сёла - это не в Белоруссии деревни, расположенные близко одна от одной. Там расстояние значительно больше. Дошла до следующего, опять спрашиваю:
- Далеко ли до Ленска?
Мне опять говорят:
- Недалеко, километров десять.
Опять иду. И не страшно одной, и ужаса никакого.
Все думаю о встрече с Володей. Наконец, километров через тридцать, нашла я тот интернат, куда наведалась из такой дали. Лишь тогда я поняла, какой неблизкий путь преодолела и как нашла.
Встретили меня приязненно. Расспрашивали обо всем и все удивлялись, как осмелилась на такое путешествие? А мне ведь не терпится узнать, где брат? Отвечают, что дети на речке, сейчас вернутся. А меня никакое терпение не берет. Хоть и утомленная, но ждать не могу. Сама пошла на ту речку. Смотрю: мать родная! Сигают ребята с моста в воду! А я своего нигде не вижу. Конечно, мост тот не такой, как у нас через Днепр или даже через Оршицу, однако ж - высота все равно! Сердце мое содрогнулось: «Боже, неужто Володя тоже?» Ага, и Володя... Я уже увидела его среди остальных. И он меня увидел, подбежал. Расплакались, поцеловались.
Через какое-то время я почему-то замечаю брюки Володи: странной длины и непонятного цвета, самотканые какие-то, что ли? Они немного болтались на нем, а он, не обращая внимания ни на что, чувствовал себя абсолютно комфортно. Стало вдруг не по себе: вспомнила, как чистенько и красиво был одет Володя во время приезда ко мне в Москву перед самой войной... Но что тут поделаешь! Оправилась я как-то от этой своей сестринской слабости, не подала вида.
Счастливые, что наконец-то вместе, мы вернулись с речки в интернат, поужинали и стали думать про обратную дорогу. Пошли к директору интерната посоветоваться. И тут оказалось, что Володе тоже нужен пропуск, на оформление которого пойдет много времени. А мне на поездку дали только десять дней. И мы принимаем решение ехать с одним моим пропуском на двоих.
Через день до Кунгура шел обоз с зерном. Директор интерната договорилась, чтобы подвезли наши вещи. А сами мы - рядом, пешком, не велика беда! А вот сумки тяжелы. Кроме одежды Володи, там лежало еще четыре буханки хлеба, кило по два каждая - ими угостили нас в интернате. Так и отправились, поблагодарив и попрощавшись. Правда, Володю как меньшего сразу усадили на повозку. Потом на ней нашлось место и мне». Вот такое интересное продолжение получилось у очерка, посвященного 90-летию учительницы Веры Васильевны Березкиной. И прав Петр Жолнерович, сказавший, что это «новая точка в литературной истории района и Ленска».
