Бобруйск, 22 августа 2012.
И вот наступил день выборов. 19 декабря 2010 года в Беларуси стояла настоящая зима. На клумбах и в парках лежали сугробы снега, с улиц его сгребали и увозили. В городе было чисто, свежо и морозно. Много кто из знакомых, далеких от политики людей спрашивали меня, за кого лучше проголосовать. И впервые я не знал, что ответить. Поэтому советовал так: выбирайте сами. Такая же неясность была и в семье. С утра жена Наталья, сын Адам и я пошли голосовать на разные избирательные участки. Если собрались на завтрак, выяснилось, что втроем Не сговариваясь, проголосовали за одного кандидата. На избирательных участках за ходом выборов наблюдали более шестисот активистов из различных неправительственных организаций. Мы с трем в душе ждали вечера. Опять же, на все вопросы друзей и знакомых, а будет ли что вечером, или соберется народ на площадь, я отвечал сдержанно и скептично. Вот соберутся которых тысяч пять человек, а то и менее по такой погоде, постоять да и разойдутся. И все. Таков был мой прогноз. И я ошибся.
На площадь Калиновского (Октябрьскую) выбрались мы интернациональной компанией: я и юрист Влада Лабкович, швед Роберт, норвежка Берит, украинка Ольга и россиянка-калмычка Инна. Мороз крепчал, мы предусмотрительно тепло оделись. Ольга была в лыжном комбинезоне, как раз, как лыжница. Станции метро, как всегда во время оппозиционных акций в центре, были перекрыты. Мы поехали по проспекту Независимости на сотом автобусе. Автобус проехал площадь не останавливаясь и высадил нас возле ГУМа. Было уже около восьми, часы объявленного сбора. На площади, как и в 2006-ом году, вокруг новогодней елки был залит каток. С развешены на ближайших столбах звукоусиливающих "звонков" неслись на полную мощь звуки оптимистичной жизнерадостный музыки. На ступеньках Дворца профсоюзов группировались некоторые из кандидатов в президенты. Мы разошлись в разные стороны, чтобы посмотреть и послушать. Я поднялся по ступенькам дворца со стороны музея войны. Что-то через мегафон пытались произносить организаторы митинга. Веселые мелодии из "звонков" на столбах глушили их речи. Ничего не было слышно. На крыльце дворца я оказался рядом с Владимиром Кобецом, одним из руководителей избирательного штаба Андрея Санникова, моим давним знакомым еще по БНФ. Он, как и я, был удивлен множественностью людей, которые пришли на площадь. Народу было не меньше чем в 2006-ом году, а может даже и больше. Сверху это было хорошо видно. Часть людей, не имея места где стоять, вышла на каток. По моим субъективным прикидкам собралось где-то двадцать пять тысяч человек. Было градусов десять мороза, мы ператупвалися с ноги на ногу.
Я полагаю, что ни организаторы, ни власти не ожидали, что придет столько много людей. Массовые акции - вещь непредсказуемая. Почти никогда нельзя точно предсказать сколько на объявленную акцию придет человек. Посчитают ли люди, что их личное участие имеет смысл. У каждого участника акции есть своя собственная мотивация участия, которая толкает его идти на демонстрацию или митинг, несмотря на запрет и возможные неприятности, а то и репрессии.
Почему люди пришли на площадь вечером 19 декабря 2010 года? Видимо, не столько в поддержку конкретных кандидатов, сколько для того, чтобы выразить свое желание перемен в стране, свое несогласие с застоем и авторитаризмом. Вышли те, кому не хватало свободы и справедливости. Фальсификации во время выборов лично затронули большое количество людей.
Люди все подходили и подходили на площадь. Кто-то сказал, что на выходе из своего штаба был избит кандидат в президенты Владимир Некляев. Избивали неизвестные бойцы в масках. Не надо было иметь много фантазии, чтобы понять кто их послал. Некляева отвезли в больницу. Начинается, грустно подумал я.
Между тем мороз прижимал. Великое людей стояла в ожидании. Гремела-заливалась жестяным звуком, вплоть зьвинела ушах, веселая музыка. Кто-то пытался что-то сказать, а скорее прокричать в мегафон. Я стоял в пятнадцати метрах рядом и ничего не слышал. "Какой дальнейший план?" - Спросил я Кобец. Он неопределенно пожал плечами. Если план и был, то он его не знал.
В свое время я сам организовал и провел не один митинг и не одну демонстрацию. Очевидно было, что надо было что-то делать. Просто так стоять на морозе, не слушая друг друга от звуков оглушительной музыки не было никакого смысла. Надо было или распускать людей, или организована уходит с этой площади. Третьего варианта разве что и не было. Вся же безнадежность ситуации для организаторов заключалась в том, что вести то демонстрацию особо было некуда. Никто не мешал двигаться в каком-либо направлении, но из этого похода, куда бы он не шел, не просматривалось никакого выхода. Людей было забагато, чтобы вот так, взять и распустить их по домам. И людей было слишком мало, чтобы они могли повлиять на что-то существенным образом. В такой мороз не было шансов и для того, чтобы люди простояли на улице даже одну ночь.
Вот такие мысли мелькали у меня в голове во время стояния на крыльце Дворца профсоюзов.
Но вот один из выступавших сказал что-то такое в мегафон, что сместило ближе стоящую общество. Началось какое-то шевеление, беззвучные, легкая тавхатнина, затем сбой людей оттолкнулся от ступеней крыльца, как волна от гранитного берега и покатился в сторону проспекта. Послышалось: "Идем! Идем! "И теперь уже масса людей качнулась и поплыла, все ближе и ближе к проезжей части проспекта. Редкую цепь ГАИшников не мог да и не пытался сдержать человеческое море, выкатилась на проспект, залило его, останавливая движение машин и автобусов, и полилось сквозь по проспекту в сторону Дома правительства.
Сколько раз, начиная с Чернобыльского шляха 1989 года, был пройден этот путь! Центральный проспект Минска удобный не только для транспорта и пешеходов, он очень выгоден и для демонстраций. Когда советские архитекторы планировали его после войны, наверное что они учитывали и такую его функцию. Правда, тогда они и подумать не могли, что по этому проспекту будут ходить демонстрации в поддержку демократии и свободы. Сколько за эти двадцать лет ноги мои выходили в колоннах демонстрантов! Это были и редкие ряды, и многотысячные человеческие реки. И с песнями, и с барабанами, и с иконами, и с колоколами, и с куляньнем милицейских машинок, и с дубинками омоновцев, и с кровью из разсечаных голов. Сколько не ходили туда-сюда по проспекту мои ноги, но пока ни свободы, ни демократии не выходили.
Пока община людей, двигаясь, вытягивалась в колонну, я нашел своих иностранных друзей. Мы отправились вместе с демонстрантами, прошли универсам Центральный, Макдональдс, ГУМ, около банке на дороге стоял, остановлен волной людей, желтый грейдер. Вот какой-то парень запрыгнул на крышу кабины и энергично замахал бело-красно-белым флагом. Уже позже, во время суда над "декабристами" когда прозвучали обвинения и эпизоды действий, я узнал, что это был Александр Молчанов. Водитель грейдера сидел за рулем, печально опустив голову. Видно, что смирился с такой неожиданной "оккупацией".
Когда мы оглянулись назад - сквозь, весь проспекте был заполнен людьми. И вот человеческая поток вылился на площадь Независимости. Мы добрались до нее, когда уже большая часть демонстрантов была там. Я чувствовал ответственность за безопасность своих зарубежных коллег, поэтому предложил остановиться ближе к зданию Мингорсовета, там было свободнее, и в случае атаки омоновцев можно было отступить в нескольких направлениях.
На постаменте у памятника Ленину наладили аппаратуру и начался митинг. Мороз между тем прижимал. И практически сразу после того, как человеческая колонна втянулась на площадь и стало понятно, что дальше движения не будет, людские ручейки потекли обратно, с площади. И эти ручейки усилились, когда возле Дома правительства появились отряды омоновцев. Митинг в это время шел. В темноте выступающих не было видно. Интересно было бы сейчас почитать содержание этих выступлений и лихорадочно-возвышенный и строгих политических, и волнующе-лирических. Наталья Коляда, одна из руководителей «Свободного театра», сказала митингующим, что актеры Голливуда с вами. Что-то смешно-серьезное сказал также и Григорий Костусев. И эти неабгабляваныя выразить, произнесенные в состоянии сверхчеловеческого напряжения фантанируючых эмоций, еще больше подчеркивали необычность и уникальность ситуации. Ведущий хорошо вел митинг, давая слово выступающим и одновременно стараясь комментировать то, что происходило на площади. Из выступлений кандидатов в президенты стало понятно, что они добиваются встречи с министрами-силовиками. Я понимал, что при той ситуации, которая сложилась на тот момент, шансов на такую встречу не было.
Тем временем мои друзья начали понемногу замерзать. Девушки достали из сумок какие-то пакетики и павсоввали их в обувь. Оказалось, что при нажатии эти пакетики выделяли тепло.
А ближе к входу в Дом правительства начались какие-то активные движения. Мы увидели, как две колонны "космонавтов", как стада зубров, с левой и с правой флангов фасада быстро побежали навстречу друг другу. Все, началось, подумал я. Удивительно еще, что от прихода на площадь и начала митинга была такая долгая пауза. Уже позже, послушав выступления высоких чиновников, а также омоновцев, которые выступали свидетелями в судах, стало понятно, что определенное беспредел и растерянность были и у руководителей ОМОНа, стянуты в столицу со всей страны. Большая их часть "защищали" администрацию. И пока руководители сориентировались, что демонстранты ушли, пока отдали приказ, пока ОМОН снялся с ранее занятых позиций, погрузился в автобусы, переехал к Дому правительства, пока выгрузився, построевшись - вот в это время прошла демонстрация-шествие и изрядная часть митинга.
Мы со своего места не видели и не знали вовсе о том, что творилось у входа в Дом правительства, что была попытка некоторых горячих голов открыть входную дверь, что были выбиты стекла в дверях и ближайших окнах. Это был какой-то отчаянный порыв оскорбленных фальсификациями выборов людей, на который никто не отдавал приказ. Но мы не видели этого. Было видно только отряды амапацав, которые двигались туда-сюда вдоль фасада Дома правительства. Вскоре у нас появились демонстранты, которые уходили оттуда, из первых рядов. Некоторые из них были выкавзаныя в снегу, одного парня с разбитой головой волокли под руки. Число людей, которые уходили с митинга, увеличилось. Уходили уже большими группами по несколько десятков человек. А ведущий митинга отчаянно призывал людей не расходиться, звонить друзьям и знакомым, приглашать стоять ночью. Омоновцы в это время почему-то отступили от фасада Дома правительства, разбежались в противоположные стороны, откуда были и прибежали.
Позже уже, анализируя события, мы говорили, что очень странно выглядели действия ОМОНа около и в Доме правительства. Часть омоновцев сидела в середине здания, завалив двери и оконные проемы канцелярские мебелью. А перед входом никого не было. Как будто бы специально приглашали пойти взломать входную дверь. А ведь люди шли на площадь, потому что хотели «людьми зваться» и «не быть скотом", и несли они на улицы и площади Минска "свою обиду".
Как рассказывал Владик Лабкович, который вместе с председателем Белорусского Хельсинкского комитета Олег Гулак стоял с левой стороны фасада Дома правительства неподалеку от чинов в погонах, после попытки кучки горячих голов из демонстрантов открыть входную дверь, когда посыпалось разбитое стекло, на их лицах наблюдатели увидели довольны пахмылки . Как будто от участников протеста только и ждали чего-то подобного. Невольно напрашивается мысль, может поэтому и не было ОМОНа у входа в Дом правительства, чтобы спровоцировать этот "штурм" и после как можно более жаршчэй наказать прежде всего "зарвавшыхся" кандидатов в президенты, а также как можно большее количество демонстрантов.
Между тем, после отступления омоновцев голос ведущего повеселел. Стоим, пока не состоятся переговоры с министрами-силовиками - звучало из микрофона. Но силовики переговариваться не хотели. Опять темные колонны "космонавтов" пошли навстречу друг другу вдоль Дом правительства, через какие-то секунды в темном морозном воздухе замелькали дубинки. Омоновцы, как заводные механические куклы, выбегали и выбегали из двух сторон Дома правительства. Люди начали массово уходить с площади. А дубинки взлетают и взлетают, десятки цапов молотили кровавый обмолот. Голос в микрофоне с памятника Ленину приобрел отчаянное звучание, ведущий призвал омоновцев не применять против мирных демонстрантов насилие, но вот замолчал и он.
Пришло время ретироваться и нам. Я показал иностранцам в сторону Ульяновской - отступайте туда, а сам остался еще на несколько минут. Разделенные на отряды омоновцы занимались своей работой. У Дома правительства были видны огромные короба МАЗовских заказу, видимо, туда загружали задержанных демонстрантов. Другие же отряды "космонавтов" люди вышли тройные цепи и, подгоняемый офицерами, вытесняли людей, которые еще оставались на площади, в разные стороны. По проезжей части проспекта стояли колонны грузовиков и цепь солдат внутренних войск. Я отступал одним из последних, так же в сторону Ульяновской, прошел сквозь цепь молоденьких солдат. На их лицах застыло выражение напряжения и страха. За зданием почтамта я обратил на Карла Маркса и догнал группу моих друзей-иностранцев.
Мы шли в сторону Октябрьской площади, каждый с телефоном возле уха, все куда-то звонили, видимо, делились увиденным. Разговаривать нам между собой не хотелось. И так все было понятно. Я звонил сыну Адаму, он тоже был на площади. Он откликнулся, был уже возле елки на Октябрьской площади. "Будь осторожен", - попросил я его.
