Предыдущая часть здесь
Использование культовых зданий под несвойственные им цели вовсе не является изобретением советского периода. Показательна в этом плане судьба коллегиума, построенного в Орше при иезуитском монастыре в 1609 г. с участием польского короля Жигимонта III Васы и канцлера Великого Княжества Литовского Льва Сапеги. Все круто изменилось вскоре после включения Орши в состав Российской империи. В 1839 году монастырь закрыли, а здание коллегиума передали военному ведомству и переделали в тюрьму. В этом качестве здание прослужило 150 лет. После царской тюрьмы здесь разместилась советская, при Сталине тут и на прилегающей территории в самом центре города действовали женская и мужская колонии, в которых находились до 600 заключенных. При Хрущеве колонию начали сносить, но расположенную в бывшем коллегиуме следственную тюрьму, еще называемую «шестеркой», окончательно закрыли только в 1989 году. С тех пор здание пустовало. Помню, после закрытия сторожем был здесь Василий Федорович Ковалев, работавший когда-то в колонии надзирателем. Часто он приходил в музей и жаловался, то из зданий пытаются украсть всё, что можно. Иногда он проводил желающих по длинным коридорам, где еще стоял запах неволи, до сих пор не выветрившийся из превращенных в камеры монашеских келий.
На фото: Здание коллегума. Фото 2006 г.
Известный российский журналист Леонид Никитинский писал: «В конце тридцатых годов (ХХ века – В.Л.) была достроена та глухая стена, которая разделила народ на две части: по одну сторону миллионы граждан на свободе старались забыть про миллионы сограждан по другую сторону, которые дотлевали и гибли в тюрьмах и лагерях, на пересылках и этапах. Железных занавесей было два: один отсекал страну от Запада, другой колючей проволокой огораживал ее с Севера и Востока. Мало кто представлял себе масштабы творящегося там, за лагерными надолбами. Интересоваться жизнью этих теней безвозвратного Аида было, впрочем, небезопасно.
Проведенная прямо по сердцу общества черта была тем более чудовищна, что общественное мнение в России традиционно интересовалось положением осужденных, русская литература, как отмечал Некрасов, никогда не была равнодушна к судьбе «несчастных». Неужели напрасно А.П.Чехов совершил свое мужественное путешествие и опубликовал «Остров Сахалин».
Эта гуманистическая традиция была напрочь перечеркнута в годы сталинских репрессий. Рядом с активными доносчиками и охотниками за «врагами народа» возникло общество запуганных обывателей, предавшее память своих арестованных собратьев».
На фото: Вид на центр города. Справа в глубине – ИТК №6. Фото начала 1960-х гг.
Уже в 1920-х гг. городская тюрьма, созданная еще при Николае І в центре Орши, в бывшем иезуитском монастыре, была переполнена, о чем свидетельствуют документы Государственного архива Витебской области.
Поэтому в конце 1930-х годов недалеко от железнодорожного вокзала была построена новая тюрьма на 2,5 тысяч заключенных (к примеру, в царской России уездные тюрьмы ограничивались всего лишь 100 «посадочных» мест).
Нo и этого, как оказалось, было мало. Через несколько лет после войны в Орше открывается ещё одна тюрьма (УЖ 15/8), контингент заключенных которой доходил в 1990-х годах до 5000 человек, ставя рекорд не только в СНГ, но и в мире. Впрочем, это уже другая история.
Печально, но еще ни одно поколение оршанцев вырастет под доносящиеся из-за высоких глухих заборов с колючей проволокой на верху команд «Жилая зона, подъем!» и т.п.
Свое исследование об истории оршанской тюрьмы хочется завершить словами известного российского артиста Ефима Шифрина, судьба которого неразрывно связана с нашим городом. В одном из своих интервью во время посещения Орши он заметил: «Среди всех важных дат, которые хранит моя память – любимый праздник Нового года, какие-то личные даты – одна дата впечаталась в мое сознание вместе с услышанными воспоминаниями отца. Это 19 августа 1938 – день его ареста, когда он попал в эту печально знаменитую оршанскую тюрьму. Формально ему приписали шпионаж в пользу Польши, и в этот день он стал политическим заключенным, хотя никогда не интересовался политикой.
С этого дня начался отсчет другого времени, которое по какому-то горькому (а для меня – счастливому) совпадению дало мне жизнь. Папа, кстати, не хотел возвращаться после реабилитации в Оршу именно потому, что тюрьма находилась на центральной улице: куда ни пойди, все равно уткнешься в место, с которого по его жизни пошли круги ада. С одной стороны, конечно, очень хорошо, что там теперь нет и следа прежнего каземата, в котором рушились жизни, погибали люди во время допросов. Но мне в этом замечательно устроенном здании не хватило одной маленькой мемориальной комнаты, какого-то закутка, который всем грядущим поколениям как-то свидетельствовал бы о том, что история бывает разной, и горькой в том числе. Из этой оршанской тюрьмы отправилось на тот свет немало белорусов, и память о них, конечно, нужно хранить. Мы очень внимательно относимся к жертвам минувшей войны. Ни одна страна в мире так не пострадала от этой совершенно дикой, не помещающейся в сознании 2-й Мировой войны. Но по какому-то чуть ли не детскому неведению мы забываем о том, что рядом с этой войной шагало другое несчастье – вот этот террор, который косил всех подряд и отправил в другое измерение огромное количество талантливых, умных и нужных Беларуси людей. Мы должны хранить память о них в этом измерении. Я думаю, что дело это, в общем, несложное. Пусть это будет не комната, но какой-то угол или какую-то стенку отвести под этот страшный период нужно». Остается только к этому добавить, что предложение замечательного артиста так и осталось, к сожалению, благим пожеланием…
Виктор Лютынский
