Не зважаючы на ўсю ўнікальнасць падзеяў 1991 года, вывучэннем той акцыі пратэсту да гэтае пары ніхто сур'ёзна не займаўся. Сітуацыю змяніў "Цэнтар даследванняў грамадзянскай супольнасці", які сёння рыхтуе паўнавартаснае выданне дакумантаў і ўспамінаў па блакадзе чыгункі. Адзін з успамінаў, якія ўвойдуць у кнігу, прыводзім тут. Расказвае Аляксандар Длугаш, у 1991 годзе начальнік аршанскай міліцыі:
- Первым выступил Инструментальный завод, который прекратил работу и вышел на улицу. Затем прекратили работу и вышли на лицу рабочие завода Легмаш, завода «Красный борец». На следующий день присоединились рабочие Локомотивного депо. А так же прекратили работу рабочие завода «Красный Октябрь» в Барани. И в связи с тем, что работа была прекращена, начали звучать призывы собраться, и народ начал собираться на Центральной площади. Образовался митинг, где выступали участники инициативной группы рабочие с определенными требованиями. Требования были прежде всего экономического характера. Самое первое, что вызвало протест это двукратное повышение цен на продовольствие и товары. А затем появились требования политического характера. В течение 24-го апреля проходил митинг на площади, где собралось примерно от 3 до 5 тысяч человек. С моей стороны, как со стороны руководителя милиции города, стоял один вопрос - обеспечение общественного порядка, потому что мы впервые столкнулись с таким явлением, как массовые выступления рабочих. И я понимал, что любое неправильное действие со стороны работников милиции или же наличие каких-либо провокаторов в среде людей, которые добросовестно вышли, чтобы предъявить свои требования, может закончиться массовыми беспорядками. И потом будут серьёзные последствия с оргвыводами, как и для работников милиции, так и для других людей. 24-го числа митинг закончился призывом собраться завтра вместе и идти блокировать железную дорогу, чтобы руководство «наверху» в правительстве услышало требование рабочих. Я понимал, что блокирование железной дороги - это действия, которые в конечном счёте, содержат состав уголовного преступления, поэтому я тоже несколько раз выступал на этом митинге, объяснял свою точку зрения. Но люди из состава инициативной группы, которые призывали двигаться, наверное, были в наибольшей мере услышанные рабочими. Со стороны коммунистической партии, горкома партии никто не вышел к народу. Никто не объяснил свою позицию. Так немного из-за угла наблюдали. И отдельные руководители горкома от меня требовали применить силу, требовали разгона рабочих. Я объяснял, что мы рассматриваем эту ситуацию с другой стороны, с другой точки зрения, что оснований для применения силы не имеется. На следующий день, вернее, ночью, я доложил о том, что готовиться – и в Минск, и в областное управление милиции. Приехали штабисты, стали планировать план действий по предупреждению блокирования железной дороги, предлагали разные варианты, вплоть до перекрытия дорог на мостах через Оршицу, чтобы люди не перешли. Но всё это было, мягко говоря, не реально было сделать. Поэтому остановились на том, что мы будем работать на вокзале железнодорожном и там используем все имеющиеся силы и средства для того, чтобы предупредить блокирование железной дороги. Утром в моё распоряжение прибыло значительное количество работников милиции с близлежащих отделов, прибыли учащиеся вместе с преподавателями Минской школы милиции и Могилёвской школы милиции. И я должен был задействовать подавляющее большинство личного состава городского отдела милиции. Передо мною стояла задача не допустить блокирование железной дороги, хотя в условиях Орши реализовать эту задачу никак не представлялось возможным. Город опутан целой сетью железнодорожных путей. И, допустим, если бы нам удалось не допустить блокирование Центральной станции в районе вокзала, то люди через 20 минут сидели бы уже на станции Западной на рельсах, или на станции Восточная. И собрать столько сил, чтобы предупредить эти действия везде по городу не представлялось реальным. Мы выдвинулись на следующий день. Это было 25-го апреля в район вокзала, где была произведена расстановка сил и средств. Руководители МВД и КГБ республики, как я потом почитал, декларировали, что в Оршу направлено полторы тысячи ОМОНА. Ни о каком ОМОНе там, конечно, речи не шло. Единственно из Минска прибыла небольшая группа спецназа, которую я поместил в диспетчерскую на железнодорожном вокзале Центральной станции Орша для того, чтобы предотвратить доступ в диспетчерскую, что могло бы повлечь тяжелые последствия. А так были работники милиции – участковые и милиционеры собранные – не подготовленные к решению задач таких, как предупреждение групповых нарушений общественного порядка. Тем не менее, люди были расставлены, экипированные так, как это положено в таких случаях. Подразделение Могилёвской школы милиции и рота патрульно-постовой службы Оршанского ГОВД, которая стояла не допускала митингующих в здание вокзала. Они, в конечном итоге, свою задачу выполнили. Но люди, тем не менее, сумели выйти на западную сторону путей и блокировать их. И в течение, фактически 8 часов железнодорожные пути были блокированы, остановилось движение поездов с Московского направления, с Витебского направления. Параллельно проходил митинг, на котором выступали Николай Разумов и другие участники инициативной группы. И мне приходилось выступать. Я уговаривал, естественно, чтобы люди прекратили блокирование. Из пассажирских поездов стали выходить женщины, дети плакали, просили разблокировать дорогу, дать движение поездов. После обеда прибыли депутат Верховного Совета Глушкевич Евгений Михайлович, приехал Чергинец Николай Иванович - начальник линейного управления милиции на транспорте. Тоже выступали на митинге. В течение всего этого явления участвовал в заседании такого штаба, нашего милицейского, Владимир Германович Новацкий. С ним обсуждали все необходимые мероприятия. Из Минска, из Министерства внутренних дел два раза поступали команды применить силу для разблокирования железной дороги, для разгона демонстрантов. Но я, советуюсь с Владимиром Германовичем Новацким, пришел к выводу, что в ситуации, которая сложилась на вокзале, применять силу категорически было нельзя. Потому что это могло повлечь, во-первых, травмирование людей, многие гроздьями висели на пешеходных переходах, на рельсах и так далее. Могли быть травмы, могли быть жертвы. Во-вторых разгон демонстрантов и их задержание могло в дальнейшем повлечь акции гражданского неповиновения, которые могли развернуться неизвестно на какое время в городе. И я, конечно, предполагал, что задержание участников может повлечь приступ на милицию вплоть до её штурма. Потому совершать какие-то такие действия в той ситуации было категорически нельзя. И, естественно, мы вели наблюдение со стороны силами оперативных работников, чтобы пресечь действия возможных провокаторов, которые могли в отношении работников милиции что-то предпринять, после чего могли последовать силовые мероприятия. И, кстати, такие пару человек были. Их удавалось во время нейтрализовать, выдернуть из этой толпы. Но задерживать мы никого не стали. В конечном итоге после 16 часов 25 апреля общими усилиями удалось прекратить блокирование железной дороги, люди согласились уйти. На следующий день был объявлен сбор на Центральной площади в связи с пятилетней годовщиной Чернобыльской аварии, чтобы собраться там и совершить массовое шествие. Необходимо было провести митинг. К назначенному времени первыми прищли члены инициативной группы, которые открыли митинг. Потом из исполкома прибыл Калуга Александр Иванович, который был не самый сильный оратор но, тем не менее выступал там. После митинга сформировалась огромная колонна более 5-7 тысяч. Я предпринял необходимые меры, чтобы сопровождать эту колонну и впереди, и сзади, и со стороны, чтобы не допустить никаких провокаций. Использовали возможности государственного управления автоинспекции. Проводили эту колону через весь город, через Днепровский мост к Кутеинскому монастырю, к церкви, где была проведена соответствующая служба. И на этом эти события закончились. В дальнейшем, в связи с тем, что блокирование дороги подпадало под действие Уголовного Кодекса, являлось преступлением, было возбуждено уголовное дело, поведено расследование. И в Могилёвском суде слушалось это дело. В конечном итоге Могилёвский суд не стал брать на себя ответственность за то чтобы привлечь к уголовной ответственности организаторов и передал дело в Верховный суд. Но так практически оно на тормозах и сошло, потому что на то время власти боялись, что если принять жёсткие меры, то последую новее действия в защиту организаторов этого движения в Орше.
Естественно приветствовать эти действия, которые совершались, я не мог, как начальник милиции, но относился к этому с пониманием. Именно по этой причине мне не приходила в голову мысль применять силу и жестко обращаться с людьми, которые выступали.
В апреле 1991 года, на мой взгляд, эти выступления не привели ни к чему. Никакие требования выполнены не были. Всё это произошло в августе – департизация и суверенитет республики. В апреле единственно что, наверное, люди показали правительству, что они могу в определенной ситуации выступить для того, чтобы отстаивать свои права, показать свою силу. В августе 1991 года всё это получило окончательный результат. Это был положительный результат на то время.
