Предыдущая часть здесь
На протяжении ХІХ века физические наказания арестантов постепенно смягчаются. Было запрещено употребление кнута и все до единого они были уничтожены. Основным орудием наказания, в конце концов, стала плеть. Кожаная треххвостая плеть состояла из двух частей. Одна часть ее – утолщенная – сплетена из большого количества сыромятных ремней. Из утолщенной части плети выходили три тонких плетеных ремня длиной более 60 сантиметров каждый. На тонких ремнях были одеты свинцовые наконечники, для того чтобы придать большую силу удару. Плеть крепилась на деревянной ручке.
На фото: Трёххвостая плеть.
Применение треххвостой плетки в тюрьмах России было официально запрещено только в 1903 году. Кстати, в одном из описаний оршанского краеведческого музея, существовавшего во второй половине 1920-х-1941–м году, среди экспонатов названы и орудия пыток, с припиской, что они доставлены из бывшего иезуитского монастыря, где применялись его хозяевами против противников клерикалов. Видимо, эти орудия были именно из «наследия» царской тюрьмы, которая, впрочем, продолжала работать по своему профилю и в годы Советской власти.
На рисунке: После экзекуции. Рисунок Л. Пастернака
Сохранился отчет ревизора Танеева от 1828 года о состоянии тюрем на пути из Одессы в Санкт-Петербург. Были осмотрены остроги и тюремные замки в уездных и губернских городах. Он писал царю: «Арестанты не разделены по разрядам. Печи топятся снутри и по большей части из арестантских, где арестанты варят себе даже и кушанье. Везде нары. Воздух тяжелый. Нечистота в большей или меньшей степени. Бани, за исключением малого числа, остаются без употребления за повреждением печей, а иногда и по опасению, тою острог не загорелся. Кроме военного…караула, никого нет при арестантах, разве один сторож. Больниц особых нет. Лекаря не получают особой платы за пользование больных. В большей части острогов кухонь нет. Во многих из них отхожих мест нет. Не приметно, чтобы мыли полы, посыпали их песком, окуривали комнаты и отпирали форточки. На арестантах белье не моют. Библиотек нет… Работ для арестантов, как было, кажется, в предложении, – вовсе нет. Арестанты живут совершенно тунеядцами и многими замечено, что от долговременного сидения и праздности и бездействия физическое их сложение весьма много терпит. Здесь осмелюсь повторить, что недостатки сии существуют в большей части острогов». «Этот вывод ревизора, – замечает крупнейший специалист по истории царской тюрьмы Михаил Гарнет, – мягче и сдержаннее, чем описания, сделанные по отдельным городам». В отчете отмечено, что в некоторых городах число заключенных исчислялось только единицами, так, например, в губернском городе Могилеве в каменном одноэтажном остроге было всего 16 арестантов. Чем дальше была губерния от центра, тем меньше внимания обращалось на неё. И уездные города, разумеется, были всегда в худшем положении, чем губернские.
Нужно отметить, что в разных городах вырабатывались свои инструкции по тюремному распорядку. Только 26 мая 1831 года кабинет министров принял к сведению сообщение министра внутренних дел о новой тюремной инструкции. Она состояла из 12 глав, которые охватывали разные стороны тюремной жизни. Предусматривались условия приема арестантов, хранение их имущества, доставка их в присутственные места, перевод в больницу, посетители, занятия трудов и прочее. Содержались требования не смешивать «чиновников и разночинцев с чернью», предписывалось при размещении распределять заключенных по преступлениям и по полу, отделяя несовершеннолетних. Однако последнее часто не исполнялось. В главе 111 «О содержании арестантов в тюремном замке» содержались правила поведения заключенных: запрещалось «всякого рода резвости», запрещались «укорять друг друга, произносить проклятия и божьбу», «своевольство, ссоры, брань, разговоры соблазнительные, песни, хохот и тому подобные поступки», курение табаку, запрещались музыкальные инструменты, шашки, кости, карты, принадлежности для письма». В этой же главе упоминаются в качестве необходимой принадлежности тюрьмы того времени «заплечные мастера», т.е. палачи. В целях их безопасности – от убийств и насилия над ними им отводилось особое помещение. Многое их предписаний, отмечает М. Гарнет, было плодом канцелярского творчества (например, об умывании, хотя не всегда тюрьмы были снабжены водой в достаточном количестве). О занятиях трудом говорится мало, больше о церковных службах. Вместе с тем, эта инструкция была первым шагом в создании общетюремного кодекса.
Только в 1833 году был введен в действие Свод законов, а до этого времени действовали «Уложения царя Алексея Михайловича», «военные артикулы» и отдельные указы и положения.
Согласно принятому в 1845 году Государственным Сенатом Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, были систематизированы наказания. Все наказания разделили на 2 разряда: уголовные и исправительные. Смертную казнь сохранили за преступлениями государственными и карантинными. К уголовным наказаниям отнесли: лишение всех прав состояния и смертную казнь; лишение всех прав состояния и ссылку на каторгу; лишение всех прав состояния и ссылку в Сибирь или на Кавказ (публичное битье плетьми для лиц, не изъятых от телесного наказания). К исправительным наказаниям были отнесены: ссылка; направление в арестантские роты; заключение в крепость (тюрьму, смирительные и работные дома); кратковременный арест; выговор; денежные взыскания.
На рисунке: У стен тюрьмы. Рисунок А. Гротгера
Кто же содержался в тогдашних тюрьмах? Какие виды преступлений были наиболее распространены в начале XIX века? Львиную долю составляли (как и во все времена и везде) кражи. Разумеется, строго наказывали за убийства. Карались паспортные преступления – за непрописку, за просрочку документов, наказывались беспаспортные лица, бродяги. В тюрьмах оказывались особы, учинявшие буйства и драки. Частыми постояльцами острогов были пьяницы. По воле своих помещиков- крепостников в острогах оказывались крестьяне «за грубость», «за жалобы на своих помещиков». Наказывали за картежную игру, за отказ от воинской службы, за покушение на самоубийство и т. д.
Правительство активно боролось тогда против подрыва торговли вином (была на это государственная монополия). Поэтому сажали за «порчу вина» (его разбавление). В тюрьмах содержались и жертвы семейного деспотизма – за вступление в брак без разрешения родители имели право лишать своих детей свободы без всякого суда. Но все это касалось так называемых простых людей – крестьян и мещан. Дворянство, в руках которого находилась судебная система, купечество, представители зарождавшегося класса буржуазии часто взятками откупались от ответственности. Вспомните хотя бы великую русскую классическую литературу, того же Н.В. Гоголя.
Вообще же, что касается судебной справедливости, – замечает А. Заерко, – то в середине ХIХ века по всей Российской империи на каждых 53 осужденных приходилось 47 освобожденных (89%). По некоторым губерниям этот процент был ниже: по Витебской – 74%, по Могилевской – 63%.
Выдающийся русский писатель и общественный деятель Александр Герцен отмечал: «Чтобы знать, что такое русская тюрьма, русский суд и полиция, для этого надо быть мужиком, дворовым, мастеровым или мещанином. Политических арестантов, которые большей частью принадлежат к дворянству, содержат строго, наказывают свирепо, но их судьба не идет ни в какое сравнение с судьбой бедных бородачей. С такими полиция не церемонится…»
На портрете: А. де Кюстин.
Своими впечатлениями после посещения тюрьмы для так называемых государственных преступников Шлиссельбургской крепости французский литератор маркиз Астольф де Кюстин поделился в книге «Россия в 1839 году» (по словам А.Герцена, «самой умной и занимательной книге, написанной о России иностранцем»): «Русская крепость! Ужасные слова… С тех пор, как я побывал в ней и испытал на себе невозможность там даже говорить о том, что, естественно, интересует каждого иностранца, я понял, что за такой таинственностью скрывается, очевидно, глубочайшая бесчеловечность… Если бы эти страдальцы (заключенные в крепости – В.Л.) вышли теперь из-под земли, они поднялись бы как мстящие призраки и привели бы в оцепенение самого деспота, а здание деспотизма было бы потрясено до основания. Все можно защищать красивыми фразами и убедительными доводами. Но что бы там ни говорили, режим, который нужно поддерживать подобными средствами, есть режим глубоко порочный… жертвы этой гнусной политики теряют образ и подобие человеческое. Забытые всеми, влачат они беспросветное существование и кончают сумасшествием. Они не помнят даже своего имени, и тюремщики грубо и безнаказанно издеваются над ними, ибо во тьме этих подземелий исчезают все следы справедливости». К слову, книга Кюстина о николаевской России во многих своих аспектах не утратила актуальности и по прошествии почти 200 лет.
Продолжение следует
