Предыдущая часть здесь
Сонца ўстане, сонца зойдзе,
Дзень заменіць ночкі цьма,
А над намі чорнай хмарай
Вісьне цесная турма.
Якуб Колас, народный поэт Беларуси
Тюрьма — недостаток пространства, возмещаемый избытком времени.
Иосиф Бродский, российский поэт, нобелевский лауреат
Внутрення жизнь царской тюрьмы регламентировалась XIV томом Свода законов, где всё расписывалось до мельчайших подробностей. На самом же деле, – замечают исследователи, – в тюрьме всё шло не совсем так. Приведём типичный распорядок дня провинциальной российской тюрьмы середины ХІХ века. В 6 часов раздавался звонок, и отпирались камеры. Кто хотел – вставал. Кто нет – мог спать хоть до самого вечера. Никакой молитвы, как правило, не читалось. У кого имелся чай и сахар, брали жестяные чайники и шли на кухню. Нарядов на работу часто не давалось, и заключенные исполняли её на своё усмотрение, когда пожелают. В 11 часов – обед. Арестанты брали «банки» – деревянные кадушки с обручами – и шли на кухню, где им выдавали похлёбку. Её наливали, сколько хочешь. В 2 часа пополудни опять же по желанию можно было пить чай. В 5 часов вечера – ужин, в 6 – поверка, после которой камеры запирались.
Разумеется, вольнее и комфортнее чувствовали себя в царской тюрьме люди богатые. Так, известный советский юрист Борис Утевский вспоминал, как он посещал, будучи до революции адвокатом, одного своего подзащитного в доме предварительного заключения. Тот обвинялся в незаконном присвоении 400 тысяч рублей. «На мой вопрос, как он переносит заключение, Аркадьев ответил:
– Отлично. Я раньше думал, что здесь можно жить не так уж плохо.
– Как же так? А режим?
– Режим? Какой режим? Только что на улицу нельзя пройти, а так никакого режима я не чувствую.
– Позвольте, но я ведь знаю, как тяжело здесь заключенным.
– Эх, молодой человек… Разные заключенные, ну и режим разный. Ведь я не политический и не бандит какой-нибудь.
– Я вас не понимаю.
– А чего тут не понимать? Начальство здешнее понимает, что 400 тысяч рублей – это капитал большой, что больше двух лет мне суд не даст, что, когда освобожусь, смогу пригодиться тем, кто ко мне хорошо относился… Но дело не только в начальстве, главное – в дежурных помощниках и в надзирателях. А им немало перепадает от меня. На любезность надо отвечать любезностью». Так, этот подследственный питался теплыми калачами с икрой, читал свежую прессу, каждый день его навещало тюремное начальство, заглядывавших к нему регулярно доктора и священника он угощал французским коньяком. Тут к месту вспомнить четверостишье замечательного русского поэта-сатирика Дмитрия Минаева:
Маленький воришка угодил в острог,
Крупному же вору – впору всё и впрок;
Маленьким воришкам – мачеха зима,
Крупных не пугает и сама тюрьма.
На картине: Заключенный. Репродукция картины Н. Ярошенко. 1878 г.
Свои особенности имело одиночное заключение. «Так и началась моя жизнь в тюрьме, – писал о нем революционер-петрашевец Дмитрий Ахшарумов (1823-1919 гг.), – дни сменялись днями; каждый день по однообразию и безделью казался чрезвычайно долгим, недоживаемым до вечера; недели текли за неделями и месяцы, к ужасу моему, стали сменяться месяцами… По временам, однако же, это однообразие тюремной жизни и жёстокая темничная тоска были нарушаемы чем-нибудь выходящим из ряда обыкновенного течения, и всякое подобное, хоть и бы и незначительное обстоятельство, освежало и развлекало меня. Но главное, что желал бы я описать и разъяснить, это – мучительное душевное болезненное состояние безвыходно и долго одиночно заключенного, чувство жёстокой темничной тоски, мрачные мысли, преследовавшие меня безотвязно, и по временам упадок сил до потери голоса и изнеможения. Я дни и ночи говорил сам с собою и, не получая ниоткуда впечатлений извне, вращался в самом себе, в кругу своих болезненных представлений». Недаром за российской тюрьмой закрепилось название «мёртвый дом».
На фото: Одиночная камера в петербургской тюрьме. Начало ХХ в.
И все же в большинстве тюрем Российской империи заключённые отбывали наказание в общих камерах. Определяющей фигурой в каждой тюрьме был староста, избираемый самими заключенными открытым голосованием в каждой камере, а также староста, представлявший сразу все камеры, так как в течение дня камеры открывались, и заключенные свободно общались. При этом тюремные власти вовсе не смущало то, что во главе самоуправления автоматически вставали лидеры преступного мира того времени – «иваны» и «бродяги». Инициаторы тюремной реформы мудро рассудили, что авторитетные арестанты лучше других смогут защищать права осужденных в различных конфликтах с администрацией. И действительно, «иваны» и «бродяги» достаточно эффективно взаимодействовали с ней, одновременно обеспечивая относительный порядок в острогах. Сместить избранного всеми заключенными старосту начальник тюрьмы мог только при крайних обстоятельствах, но это в любом случае приводило к бунту в данной тюрьме. Аналогично арестанты могли взбунтоваться и в том случае, если староста плохо защищал их интересы перед тюремным начальством. В конце ХІХ – начале ХХ века старостами избирались как чистые уголовники, так и политзаключенные.
На фото: В тюремной камере. ИТК №6. Фото 1990-х гг.
Большое значение для заключённых, ограниченных в связи с внешним миром, играет информация. В дореволюционных тюрьмах применялось множество способов её передачи. Существовала целая система сигналов: покашливание на коридоре, пение, посвистывание в камере и т.п. Когда старые «почтовые ящики» для записок проваливались, придумывались новые. Проводились «телефоны», т.е. пробивались дыры в стенах. Во всяком случае, заключенные были хорошо информированы, что происходит в тюрьме и за её пределами. «Они (заключенные – В.Л.), – писал по этому поводу один из основателей советской пенитенциарной системы Б. Утевский, – как правило, знают хорошо все, что не должны знать, а кое-что узнают раньше, чем начальник».
Продолжение следует.
